Как это снято: «Криминальное чтиво»

Первое, о чем вспоминают, когда говорят о революционном значении «Криминального чтива» – хитрая драматургическая конструкция. Как говорит сам Квентин Тарантино: «Что мне больше всего нравится, так это забавляться со структурой». Нелинейное и многоярусное повествование о криминальной жизни Лос-Анджелеса было вдохновлено опытами Стэнли Кубрика, Жан-Люка Годара, Франсуа Трюффо, Роберта Олтмена и Марио Бавы, но в ходе работы над сценарием, занявшей около года, обрело свежую и оригинальную трактовку. В картине объединены три (или пять, смотря как считать) историй. Однако это не киноальманах, в котором чередуются тематически близкие новеллы, а скорее мозаика, фреска или пазл, где воедино собираются несколько фильмов с пересекающимися сюжетами, героями и мотивами. Важно, что нарушение хронологического порядка действия имеет совершенно конкретные задачи: с одной стороны оно выявляет авторский замысел, а с другой – помогает вовлечь зрителя в своеобразную игру по разгадыванию истории.

Съемки фильма проходили в Лос-Анджелесе и его окрестностях на протяжении десяти недель, с сентября по ноябрь 1993 года. Им предшествовал десятидневный период репетиций, в которых наряду с актерами участвовал оператор. Благодаря этому, а также тщательно спланированному съемочному процессу, удалось обойтись без форс-мажоров, а члены группы впоследствии называли работу над картиной идеальной. «Именно так должны делаться фильмы» – утверждает один из второстепенных актеров «Чтива».

Пожалуй, самым утомительными сценами стали танец Джона Траволты и Умы Турман в ретро-ресторане и эпизод с монологом Кристофера Уокена. Первый снимался 13 часов подряд, на протяжении которых актеры толком не присели. Движения были сочинены Тарантино и Траволтой на основе популярных в 50-60-е годы танцев, вроде твист и свим. Перед съемками Траволта, знатный танцор, за плечами которого были годы обучения и «Лихорадка субботнего вечера», специально занимался с Умой Турман. Работа над сценой с Кристофером Уокеном (она, кстати, снималась самой последней) также заняла порядка 10 часов, а актеру понадобилось повторить свой 5-минутный монолог около 15 раз.

Еще одно новаторство «Криминального чтива» – фильм переполнен диалогами. В то время как любой учебник по кинодраматургии утверждает, что речи должно быть как можно меньше, а звучать она должна только когда это сюжетно необходимо, герои Тарантино говорят без умолку, причем на самые отвлеченные темы (взять хотя бы знаменитый диалог о «четвертьфунтовом»). С одной стороны, диалоги позволяют автору раскрыть своих героев, с другой – они самоценны, поскольку выдержаны в увлекающем ритме, наполнены юмором и демонстрируют умение обращаться со словом.

Кстати, насчет слов. По меткому замечанию критика, «Криминальное чтиво» – это «шведский стол брани». Во многом именно благодаря Тарантино в 90-е годы Голливуд захлестнула волна сквернословия. В фильме использовано 429 непечатных выражений, что на момент выхода фильма была рекордом (к сегодняшнему дню благополучно превзойденным). Впрочем, трудно не согласиться, что поэтический дар Тарантино и талант его актеров выводят брань на вполне музыкальный уровень.

Над «Криминальным чтивом», как и над «Бешеными псами», работал оператор Анджей Секула. Примечательно, что снимать ему пришлось, находясь буквально в инвалидной коляске из-за травмы в результате автомобильной аварии. Среди характерных для Тарантино и Секулы приемов, встречающихся в фильме, можно выделить дезориентирующее чередование общих и крупных планов, съемку широкоугольной оптикой, использование зональных линз, клиповый монтаж деталей и крупных планов в наиболее напряженные моменты. Фильм, конечно, не обходится и без фирменных тарантиновских кадров, вариации «голландского угла», которую называют «видом из багажника» или «взглядом покойника» – точка съемки расположена под острым углом снизу от объекта.

Одним из рефренов фильма являются длинные (2-3-минутные) кадры, снятые с помощью стедикама, когда камера, плавно двигаясь, сопровождает идущих героев, к примеру, когда Джулс и Винсент ходят по коридору перед «делом» или Бутч направляется в квартиру за часами. Прием добавляет реалистичности и вместе с тем способствует нагнетанию напряжения. Также примечательно смелое решение длинного, больше двух минут, статичного кадра Брюса Уиллиса-Бутча, слушающего закадровый голос Марселласа Уоллеса. Вообще крупные и средние планы в профиль – еще один любимый прием Тарантино, помогающий выразить некоторую отстраненность героя от окружающей его действительности.

Также добавим, что пытаясь добиться как можно более гладкого, глянцевого изображения, Тарантино использовал пленку Kodak 50 ASA, обладавшую малой зернистостью и вместе с тем низкой светочувствительностью. Из-за этого на площадке пришлось использовать особенно яркое освещение.

Как уже говорилось, и натурные, и павильонные съемки фильма проходили в Лос-Анджелесе и окрестностях. Большинство декораций фильма, – боксерская раздевалка, номер в мотеле, ресторан Jack Rabbit Slim’s, – были построены на территории гигантского склада в Калвер-Сити близ Лос-Анжделеса. Интерьеры ресторана, вдохновленного фантазией Тарантино на тему поп-культуры 50-х годов и занявшего площадь в 7,6 тыс. квадратных метров, обошлись в $150 тыс., что стало самым дорогостоящим пунктом бюджета. При этом экстерьером ресторана послужил закрытый боулинг-клуб в Глендейле, пригороде Лос-Анджелеса. Закусочная, в которой начинается и заканчивается фильм, снималась в другом пригороде Лос-Анджелеса, Хоторн. Построенная также в стиле 50-х годов забегаловка вскоре после съемок была снесена.

Все костюмы героев были найдены художником Бетси Хайман в магазинах Лос-Анджелеса, в том числе кожаный бондаж персонажа-мазохиста был приобретен в местном секс-шопе. Знаменитые прически Сэмюэла Л. Джексона и Умы Турман – это парики, однако их тоже не стали заказывать. Как ни странно, подошли чуть ли не первые попавшиеся.

Средства, использованные в фильме для создания спецэффектов, на удивление просты. К примеру, для создания эффект свечения, исходящего из кейса, в него просто-напросто положили две лампочки с батарейкой. Для имитации слюны и пены во время передозировки наркотиков у героини Умы Турман, использовался грибной суп Campbell’s, а кокаин и героин заменялись соответственно сахарной пудрой и коричневым сахаром. В сцене, где Джон Траволта лихо подъезжает на автомобиле к дому наркодилера, попутно врезаясь во что-то, на самом деле использовались две машины – когда одна появлялась в кадре в движении, вторая уже стояла на месте.

Специально для картины были изготовлены муляж трупа Марвина, героя, которому Винсент «выстреливает в лицо», и муляж груди Умы Турман для сцены со шприцом. Последний аксессуар, правда, в итоге не понадобился, поскольку прямо на площадке знаменитый кадр инъекции адреналина в сердце решили делать по-другому. В действительности Траволта не «бил» Уму Турман, а наоборот резко отнимал от нее руки, что при обратном движении пленки на монтаже создавало необходимый эффект.

Любимый спецэффект всех кинокритиков в «Чтиве» – рирпроекция. Вместо того чтобы снять вживую сцены, где герои находятся за рулем, Тарантино использовал старую технику комбинированной съемки, когда за неподвижным автомобилем и находящимися в нем актерами располагался экран, на который проецировалась дорога. Разумеется, как и все у Тарантино, это было сделано с умыслом – рирпроекция придавала действию сюрреалистический характер, а заодно лишний раз отсылала к классике кинематографа.

Музыка по Тарантино определяет «индивидуальность фильма», является «тональным центром, вокруг которого вращается весь фильм». В «Криминальном чтиве», как и в «Бешеных псах», «Джеки Брауне», «Бесславных ублюдках», режиссер не стал прибегать к услугам композитора. Вместо этого он самостоятельно составил пеструю музыкальную палитру ленты из любимых треков 60-х годов в жанрах фанк, соул, рок-н-ролл и, прежде всего, серф-рок. Последний, по словам Тарантино, ассоциируется у него со спагетти-вестернами Серджио Леоне, а значит, придает фильму необходимую эпичность и «устанавливает высокую планку». О чем идет речь, становится очевидно, если вспомнить звучащий на начальных титрах трек «Короля серф-гитары» Дика Дэйла «Misirlou».

Любопытно, что треки, которые вошли в фильм, отбирались Тарантино еще на стадии написания сценария, а то и вовсе, формирования замысла, становясь при этом как бы частью сюжета. Более того, некоторые сцены и вовсе писались под ритм, характер и эмоциональное звучание той или иной песни. К примеру, сцена знакомства Винсента с Мией Уоллес выстраивалась Тарантино специально под «Son of a Preacher Man» в исполнении Дасти Спрингфилд. По словам режиссера, сцена продумывалась им на протяжении 6-7 лет.

«Криминальное чтиво» вошло в историю кино как «икона постмодернизма», поскольку картина как ни одна другая переполнена цитатами и отсылками к другим фильмам и явлениям культуры в целом. Это касается реплик, образов персонажей, сюжетных перипетий и жанровых составных. Например, образ Мии Уоллес соткан из героинь Мелани Гриффит, Барбары Стэнвик, Авы Гарднер, Риты Хэйворт, Анны Карины и Луизы Брукс. Танец Мии и Винсента отсылает одновременно к «Восьми с половиной» Феллини, «Банде аутсайдеров» Годара и «Лихорадке субботнего вечера». Части фильмов представляют собой фантазии на тему жанровых канонов: Ограбление в прологе и финале – криминальный боевик, «Винсент и Джулс» – бадди-муви, «Винсент Вега и жена Марселлеса Уоллеса» – романтическая комедия, «Золотые часы» – вестерн и военное кино, «Ситуация с Бонни» – ситком. Наконец, цитата из Книги пророка Иезекииля в действительности заимствована не столько из Библии, сколько из боевика «Да здравствует Чиба! Телохранитель». В целом тарантиноманы обнаружили в «Чтиве» около полутора сотен различного рода аллюзий на другие фильмы. Сам же Тарантино при этом не устает дразнить поклонников, замечая, что «кадры, которые я действительно передрал, еще никто не обнаружил».