— Для документального фильма, как и для игрового, необходим герой. По вашему опыту, что необходимо, чтобы этого героя найти? И как происходил этот поиск в случае фильма «Бабочки»?
— Это сложная тема, вбирающая в себя огромное количество нюансов. Из-за них поиск человека на главную роль — это каждый раз специфический случай. И на первом этапе создания фильма это важнее всего. Ошибешься с героем — не получится фильм. По моему опыту правил здесь нет. Например, поиск героя может длиться очень долго, как было в случае фильма «Алехин» — на поиски ушел где-то год. Но может случиться и так, что герой свалится на тебя в одночасье, и тут нужно только суметь быстро принять решение. Со стороны героя важно мужество, мужество пойти на съемки своей жизни и при этом не отступить от этой идеи в процессе.
Дмитрий Кубасов, режиссер документальной картины «Бабочки» / Фото: Виктор Вытольский
Чтобы найти своего героя, нужно четко знать, чего ты хочешь, куда ты хочешь развиваться, какие ты хочешь решить задачи, прежде всего кинематографические. Если говорить о фильме «Бабочки», то меня всегда интересовал вопрос — как люди выстраивают отношения, в том числе сексуальные. Подспудно я думал, как можно зайти на территорию гомосексуальных отношений. И чтобы это сделать, нужен был герой. Так совпало, что когда я делал с Александром Расторгуевым, Павлом Костомаровым и Алексеем Пивоваровым проект «Реальность», к нам на кастинг пришел Леша. У меня сразу же возникло ощущение, что он — герой. Ты понимаешь, что это так, потому что у тебя происходит нечто вроде солнечного удара, аффекта. И дальше ты просто не можешь не работать.
— Оговаривали ли вы с Лешей какие-то условия, принципы съемок?
— Чтобы стать героем «Реальности», нужно было выполнить одно условие — самому снимать свою собственную жизнь. То есть Леша, по сути, стал соавтором — рядом с ним не было оператора, и он делал все, что хочет. Леша не получал кинообразования, но у него было нечто большее. Он проживал на камеру свою жизнь, и в его материале можно увидеть самое важное — энергию и страсть, которые делали то, что он снимал, на мой взгляд, чем-то выдающимся. Важный момент состоит в том, что невозможно снять фильм, когда этого хочешь ты один, только воли режиссера недостаточно. Это всегда желание и взаимная страсть нескольких людей.
Кадр из фильма «Бабочки»
— Помимо Леши снимала еще и группа. Как была организована работа всей команды?
— Всего у нас было четыре оператора, то есть еще три человека, в том числе я. Все участники съемочной группы были близки в неких идеологических и кинематографических моментах. Благодаря этому мы хорошо понимали, куда движемся. Прежде всего, мы хотели попробовать сделать что-то новое в плане структуры, наделить фильм множеством персонажей, из которых бы собрался своего рода оркестр. Не в каждом фильме главного героя бросают на десять минут экранного времени, переключаясь на маленькие истории других людей. Вот такой эксперимент стал одной из главных задач нашей группы.
Дмитрий Кубасов, режиссер документальной картины «Бабочки» / Фото: Виктор Вытольский
— В фильме целый калейдоскоп различных форматов изображения. Расскажите, какие камеры вы использовали и почему.
— Диплом киноинститута я бы скорее всего не получил, если бы предоставил технические характеристики фильма. Потому что по-хорошему так, как мы, делать нельзя — это нарушение всех правил, в том числе эстетических. Но это был сознательный выбор, и в итоге мы получили особую эстетику. То есть создать ее мы могли только разрушив все привычные координаты. Тем самым с одной стороны мне хотелось попробовать кинематограф, скажем так, на прочность. А с другой — у нас и не было особого выбора, техника отбиралась по принципу «чем богаты, тем и рады». В итоге эстетика формировалась так — у нас чего только не было: от телефонов Samsung и камер Sony до фотоаппаратов GH-2 и Mark II. На экране у нас есть и зеленый найтшот, и гламурная картинка Canon Mark II, и так далее. Очень разношерстный набор, который не монтируется и который невозможен в одном фильме, но на практике органично вписался в нашу историю. Каким-то волшебством все это встало на свои места и дало фильму кинематографическую плоть, движение и ритм.
Кадр из фильма «Бабочки»
— При обилии материала как вы определяете, что придется вырезать, а что необходимо включить в фильм?
— Здесь вступает в силу простой закон конкуренции. Материал начинает сам с собой конкурировать за место в фильме. Изначально материала, конечно же, очень много. Потом появляется версия, например, пятичасовая. Тебе кажется, что это то, что надо. Но быстро понимаешь, что это не так — фильм становится трехчасовым, двухчасовым и так далее. Рождаясь, фильм сам выбирает где и какая сцена нужна. И в какой-то момент просто понимаешь, что все — фильм родился. Конечно, на заключительном этапе, когда остаются только небольшие нюансы, крайне важно, чтобы фильм кто-то увидел. Хорошо, когда его есть, кому показать. Но бывает, что таких людей становится меньше. Месяц назад погиб Максим Шавкин, режиссер, мой друг и очень чуткий человек. Ему я успел показать и «Бабочек», и мой будущий фильм. Он был тем человеком, которому я абсолютно доверял. Я не мог выпустить фильм, пока не покажу его Максиму.
Дмитрий Кубасов, режиссер документальной картины «Бабочки» / Фото: Виктор Вытольский
— Поскольку в документальном кино процесс съемок — это вещь непредсказуемая, как изменялся ваш проект от первоначальной задумки до финального варианта?
— Вы знаете, идея сильно меняется, но с точки зрения энергии, которую я изначально закладывал в «Бабочек», она воплощена на 99%. Естественно невозможно было предугадать ход некоторых событий, например, что Леша поедет на фестиваль, что в его жизни появится Грегори. То есть процесс создания фильма требовал импровизации, моментального принятия решений. Ты просто по ходу решаешь, что нужно, а что не нужно.
Кадр из фильма «Бабочки»
— В «Бабочках» много моментов, которые вызывают смех зала, и многие характеризуют фильм, как трагикомедию. Трагедийная и комедийная составные фильма шли от самого материала или от вас как от автора?
— Можно опереться на слова Станиславского: «Я признаю любое искусство, кроме скучного». По сути, главная задача кино — это внимание. Режиссеру необходимо сделать так, чтобы внимание зрителя было приковано к экрану, чтобы ему было интересно. Но еще есть вот какое дело. Я по себе знаю, что бесконечное мотание человека от слез к смеху делает нашу жизнь более полной. Мы ведь все смертны, мы все исчезнем, и все, что по этому поводу можно делать — это или печалиться, или веселиться. За каждым человеком я вижу сильную трагедию, потому что его путь известен. Вообще то, как человек реагирует на осознание своей конечности, для меня — самое интересное.
Дмитрий Кубасов, режиссер документальной картины «Бабочки» / Фото: Виктор Вытольский
— Многие всем известные люди в фильме предстают в, скажем так, непривычном свете. Какого смеха вы тем самым пытались добиться от зрителя — саркастичного, ироничного, добродушного или еще какого-то?
— Такого вопроса я себе не задавал. Понимаете, за то время, что ты делаешь фильм, влюбляешься во всех его героев. Они тебе снятся, ты с ними разговариваешь, ты их обожаешь и даже буквально жить без них не можешь. В этом смысле мне фильм не смешон. Потому что я люблю своих героев за их взгляд, за их пластику, за их мимику. Но какая реакция на тех же героев возникнет у аудитории — это вопрос к каждому отдельному зрителю, потому что каждый видит свое и по-своему реагирует и интерпретирует.
Дмитрий Кубасов, режиссер документальной картины «Бабочки» / Фото: Виктор Вытольский
— В документальном кино есть такой спорный вопрос — нужно ли режиссеру как-то согласовывать свой фильм с героем перед завершением монтажа. Какого мнения придерживаетесь вы?
— Мне кажется, это определяет сам автор фильма. Правил здесь нет. Бывает, что герои настаивают на том, чтобы им показали фильм. А бывает так, что режиссер сам хочет показать фильм герою. Тема эта очень тонкая, потому что герой, в большинстве случаев, супернеобъективен по отношению к тому, что он смотрит. И это понятно, ведь мы делаем нечто, что останется после нас.
Конечно, когда герой смотрит на себя на экране — это всегда стресс. Даже для профессиональных актеров. Чтобы принять себя в фильме нужно много времени. На это действительно могут уходить годы — я неоднократно был тому свидетелем. Но бывает, что герои абстрагируются, то есть отделяют себя от того, какими они предстают в кино. И я считаю, что это самое верное восприятие, потому что кино и реальная действительность — это совершенно разные измерения, которые никак друг с другом не связаны. Кино — это выдуманный мир, смонтированная, искусственная область, вылепленный заново автором персонаж.
Дмитрий Кубасов, режиссер документальной картины «Бабочки» / Фото: Виктор Вытольский
— Значит ли это, что вы не стремитесь зафиксировать некое естественное состояние героя?
— С точки зрения жизни, человеку неестественно существовать на камеру. Это даже ненормально, но мы это делаем, чтобы что-то понять о нем. Человек — предмет нашего исследования Поэтому то, к чему мы стремимся, правильно называть не естественностью, а кинематографической аутентичностью, которая складываются по законам кино, а не жизни. То, что нам кажется естественным в обычном разговоре, на экране кажется неестественным и зависит от движения камеры, ракурса, света и многих других вещей. Поэтому на монтажном столе ты рождаешь новую жизнь, новый мир, который существует в законах кинематографа. Он не связан с тем, что было в реальности в смысле естества. Вполне возможно ты берешь в фильм что-то самое неестественное в жизни, что однако работает на экране. И я, кстати, не разделяю кино на документальное и игровое. Для меня все это — кино.
— Это сложная тема, вбирающая в себя огромное количество нюансов. Из-за них поиск человека на главную роль — это каждый раз специфический случай. И на первом этапе создания фильма это важнее всего. Ошибешься с героем — не получится фильм. По моему опыту правил здесь нет. Например, поиск героя может длиться очень долго, как было в случае фильма «Алехин» — на поиски ушел где-то год. Но может случиться и так, что герой свалится на тебя в одночасье, и тут нужно только суметь быстро принять решение. Со стороны героя важно мужество, мужество пойти на съемки своей жизни и при этом не отступить от этой идеи в процессе.
Дмитрий Кубасов, режиссер документальной картины «Бабочки» / Фото: Виктор ВытольскийЧтобы найти своего героя, нужно четко знать, чего ты хочешь, куда ты хочешь развиваться, какие ты хочешь решить задачи, прежде всего кинематографические. Если говорить о фильме «Бабочки», то меня всегда интересовал вопрос — как люди выстраивают отношения, в том числе сексуальные. Подспудно я думал, как можно зайти на территорию гомосексуальных отношений. И чтобы это сделать, нужен был герой. Так совпало, что когда я делал с Александром Расторгуевым, Павлом Костомаровым и Алексеем Пивоваровым проект «Реальность», к нам на кастинг пришел Леша. У меня сразу же возникло ощущение, что он — герой. Ты понимаешь, что это так, потому что у тебя происходит нечто вроде солнечного удара, аффекта. И дальше ты просто не можешь не работать.
— Оговаривали ли вы с Лешей какие-то условия, принципы съемок?
— Чтобы стать героем «Реальности», нужно было выполнить одно условие — самому снимать свою собственную жизнь. То есть Леша, по сути, стал соавтором — рядом с ним не было оператора, и он делал все, что хочет. Леша не получал кинообразования, но у него было нечто большее. Он проживал на камеру свою жизнь, и в его материале можно увидеть самое важное — энергию и страсть, которые делали то, что он снимал, на мой взгляд, чем-то выдающимся. Важный момент состоит в том, что невозможно снять фильм, когда этого хочешь ты один, только воли режиссера недостаточно. Это всегда желание и взаимная страсть нескольких людей.
Кадр из фильма «Бабочки»— Помимо Леши снимала еще и группа. Как была организована работа всей команды?
— Всего у нас было четыре оператора, то есть еще три человека, в том числе я. Все участники съемочной группы были близки в неких идеологических и кинематографических моментах. Благодаря этому мы хорошо понимали, куда движемся. Прежде всего, мы хотели попробовать сделать что-то новое в плане структуры, наделить фильм множеством персонажей, из которых бы собрался своего рода оркестр. Не в каждом фильме главного героя бросают на десять минут экранного времени, переключаясь на маленькие истории других людей. Вот такой эксперимент стал одной из главных задач нашей группы.
Дмитрий Кубасов, режиссер документальной картины «Бабочки» / Фото: Виктор Вытольский— В фильме целый калейдоскоп различных форматов изображения. Расскажите, какие камеры вы использовали и почему.
— Диплом киноинститута я бы скорее всего не получил, если бы предоставил технические характеристики фильма. Потому что по-хорошему так, как мы, делать нельзя — это нарушение всех правил, в том числе эстетических. Но это был сознательный выбор, и в итоге мы получили особую эстетику. То есть создать ее мы могли только разрушив все привычные координаты. Тем самым с одной стороны мне хотелось попробовать кинематограф, скажем так, на прочность. А с другой — у нас и не было особого выбора, техника отбиралась по принципу «чем богаты, тем и рады». В итоге эстетика формировалась так — у нас чего только не было: от телефонов Samsung и камер Sony до фотоаппаратов GH-2 и Mark II. На экране у нас есть и зеленый найтшот, и гламурная картинка Canon Mark II, и так далее. Очень разношерстный набор, который не монтируется и который невозможен в одном фильме, но на практике органично вписался в нашу историю. Каким-то волшебством все это встало на свои места и дало фильму кинематографическую плоть, движение и ритм.
Кадр из фильма «Бабочки»— При обилии материала как вы определяете, что придется вырезать, а что необходимо включить в фильм?
— Здесь вступает в силу простой закон конкуренции. Материал начинает сам с собой конкурировать за место в фильме. Изначально материала, конечно же, очень много. Потом появляется версия, например, пятичасовая. Тебе кажется, что это то, что надо. Но быстро понимаешь, что это не так — фильм становится трехчасовым, двухчасовым и так далее. Рождаясь, фильм сам выбирает где и какая сцена нужна. И в какой-то момент просто понимаешь, что все — фильм родился. Конечно, на заключительном этапе, когда остаются только небольшие нюансы, крайне важно, чтобы фильм кто-то увидел. Хорошо, когда его есть, кому показать. Но бывает, что таких людей становится меньше. Месяц назад погиб Максим Шавкин, режиссер, мой друг и очень чуткий человек. Ему я успел показать и «Бабочек», и мой будущий фильм. Он был тем человеком, которому я абсолютно доверял. Я не мог выпустить фильм, пока не покажу его Максиму.
Дмитрий Кубасов, режиссер документальной картины «Бабочки» / Фото: Виктор Вытольский— Поскольку в документальном кино процесс съемок — это вещь непредсказуемая, как изменялся ваш проект от первоначальной задумки до финального варианта?
— Вы знаете, идея сильно меняется, но с точки зрения энергии, которую я изначально закладывал в «Бабочек», она воплощена на 99%. Естественно невозможно было предугадать ход некоторых событий, например, что Леша поедет на фестиваль, что в его жизни появится Грегори. То есть процесс создания фильма требовал импровизации, моментального принятия решений. Ты просто по ходу решаешь, что нужно, а что не нужно.
Кадр из фильма «Бабочки»— В «Бабочках» много моментов, которые вызывают смех зала, и многие характеризуют фильм, как трагикомедию. Трагедийная и комедийная составные фильма шли от самого материала или от вас как от автора?
— Можно опереться на слова Станиславского: «Я признаю любое искусство, кроме скучного». По сути, главная задача кино — это внимание. Режиссеру необходимо сделать так, чтобы внимание зрителя было приковано к экрану, чтобы ему было интересно. Но еще есть вот какое дело. Я по себе знаю, что бесконечное мотание человека от слез к смеху делает нашу жизнь более полной. Мы ведь все смертны, мы все исчезнем, и все, что по этому поводу можно делать — это или печалиться, или веселиться. За каждым человеком я вижу сильную трагедию, потому что его путь известен. Вообще то, как человек реагирует на осознание своей конечности, для меня — самое интересное.
Дмитрий Кубасов, режиссер документальной картины «Бабочки» / Фото: Виктор Вытольский— Многие всем известные люди в фильме предстают в, скажем так, непривычном свете. Какого смеха вы тем самым пытались добиться от зрителя — саркастичного, ироничного, добродушного или еще какого-то?
— Такого вопроса я себе не задавал. Понимаете, за то время, что ты делаешь фильм, влюбляешься во всех его героев. Они тебе снятся, ты с ними разговариваешь, ты их обожаешь и даже буквально жить без них не можешь. В этом смысле мне фильм не смешон. Потому что я люблю своих героев за их взгляд, за их пластику, за их мимику. Но какая реакция на тех же героев возникнет у аудитории — это вопрос к каждому отдельному зрителю, потому что каждый видит свое и по-своему реагирует и интерпретирует.
Дмитрий Кубасов, режиссер документальной картины «Бабочки» / Фото: Виктор Вытольский— В документальном кино есть такой спорный вопрос — нужно ли режиссеру как-то согласовывать свой фильм с героем перед завершением монтажа. Какого мнения придерживаетесь вы?
— Мне кажется, это определяет сам автор фильма. Правил здесь нет. Бывает, что герои настаивают на том, чтобы им показали фильм. А бывает так, что режиссер сам хочет показать фильм герою. Тема эта очень тонкая, потому что герой, в большинстве случаев, супернеобъективен по отношению к тому, что он смотрит. И это понятно, ведь мы делаем нечто, что останется после нас.
Конечно, когда герой смотрит на себя на экране — это всегда стресс. Даже для профессиональных актеров. Чтобы принять себя в фильме нужно много времени. На это действительно могут уходить годы — я неоднократно был тому свидетелем. Но бывает, что герои абстрагируются, то есть отделяют себя от того, какими они предстают в кино. И я считаю, что это самое верное восприятие, потому что кино и реальная действительность — это совершенно разные измерения, которые никак друг с другом не связаны. Кино — это выдуманный мир, смонтированная, искусственная область, вылепленный заново автором персонаж.
Дмитрий Кубасов, режиссер документальной картины «Бабочки» / Фото: Виктор Вытольский— Значит ли это, что вы не стремитесь зафиксировать некое естественное состояние героя?
— С точки зрения жизни, человеку неестественно существовать на камеру. Это даже ненормально, но мы это делаем, чтобы что-то понять о нем. Человек — предмет нашего исследования Поэтому то, к чему мы стремимся, правильно называть не естественностью, а кинематографической аутентичностью, которая складываются по законам кино, а не жизни. То, что нам кажется естественным в обычном разговоре, на экране кажется неестественным и зависит от движения камеры, ракурса, света и многих других вещей. Поэтому на монтажном столе ты рождаешь новую жизнь, новый мир, который существует в законах кинематографа. Он не связан с тем, что было в реальности в смысле естества. Вполне возможно ты берешь в фильм что-то самое неестественное в жизни, что однако работает на экране. И я, кстати, не разделяю кино на документальное и игровое. Для меня все это — кино.
